GQ, март 2014

В номере:

«Несколько дней назад в эфире одной радиостанции у меня случилась беседа с человеком безукоризненной интеллигентности. Все шло отлично, пока речь не зашла об очерке про Виталия Кличко (который GQ прозорливо напечатал еще в августе прошлого года). Ведущему не понравилось, что текст, по его выражению, отвлекался на то, во что Кличко был одет. «В смысле «отвлекался»?» – спросил я, искренне озадаченный. Мне потребовалась пара секунд, чтобы понять, что мой собеседник – один из тех людей, что считают любое упоминание одежды недостойным серьезного человека, разговора или текста. Это они изобрели поразительный термин «вещизм». И это они браво маршируют в XXI век под потрепанными знаменами высокой культуры, пока мир пуляет птичками в свиней.

Возможно, у меня не хватает какой-то хромосомы, но я никогда не умел расставлять культуру по росту. У меня и моих друзей разграничение «высокое – низкое» отсутствует лет с тринадцати, когда мы начали бегать с уроков литературы в видеосалоны на Брюса Уиллиса и Чака Норриса – чтобы потом взахлеб обсуждать тех же Чака и Брюса с точки зрения аристотелевых единств и кэмпбелловского мономифа. Или, наоборот, читать Достоевского и видеть в нем потенциальный фильм ужасов категории «Б». Или спорить с равным пылом о музыке, прическе и куртке Виктора Цоя – потому что мы уже понимали, что «Виктор Цой» – это не музыка и не слова, а цельный образ, на который с равной силой работают звук титовского безладового баса в «Это не любовь» и вывезенная из Америки черная майка с логотипом журнала Spin. Что культура создается не из полотен и глыб, а из винтиков и деталей. Что арт-проект Maison Martin Margiela, работающий в жанре «штаны», во многом интереснее, скажем, арт-проекта «Джефф Кунс», работающего в жанре «современное искусство». (Аргумент, что первый-де «коммерческий» и «тиражируется», давно уже отпал в свете состояния арт-рынка.) И не потому, что штаны лучше картин, а потому, что хорошее лучше плохого.

Я честно не знаю, к какой культурной прослойке принадлежу. Наверное, к той, которую эссеист Джон Сибрук называет nobrow, по аналогии с highbrow («высоколобой») и lowbrow («низколобой»). Я много и охотно ругаюсь матом на обоих своих родных языках и к тридцати семи годам так и не удосужился прочесть «Войну и мир», но читал всего Набокова от «Машеньки» до «Оригинала Лауры» и всего Филипа Рота от «Прощай, Колумб» до «Немезиды». Я снялся в клипе у Тимати и в фильме со Снуп Доггом. Я также три раза посмотрел трехчасовой черно-белый «Трудно быть богом», после чего смонтировал к нему трейлер. За прошедшие три дня я сходил на «Мертвые души» в «Гоголь-центр» (очень здорово) и на «Турандот» в Большой театр (чуть менее здорово). А также раз сто пятьдесят прослушал песню The Plan портлендской пост-рок-группы Boy Eats Drum Machine, в которой два аккорда, и, положа руку на сердце, это мое главное культурное впечатление месяца. Еще я наполовину собрал корабль повстанцев из набора Lego Star Wars, предназначенного для детей от девяти до четырнадцати лет, и использовал в устной речи словосочетание «перформативность гендера». Именно поэтому мне так страшно повезло с работой.

Взять хотя бы этот номер. В нем мы чествуем сотню икон стиля (впервые разбив их по категориям помимо «Россия» и «весь остальной мир»); натравливаем одного полуопального героя телеэкрана, Андрея Лошака, на другого, Леонида Парфенова; придумываем идеальную последнюю трапезу вместе с лучшими поварами Москвы и Санкт-Петербурга и являем миру принципиально новый предмет мужского гардероба, захвативший миланские и парижские подиумы. Предмет этот (что-то вроде широкой плотной футболки) настолько нов, что нам пришлось самим придумывать ему название.
Да простят меня поборники высокой культуры, мы назвали его «чеховка», – говорит главный редактор Михаил Идов.

100 самых стильных

«Элегантность заключается в том, чтобы быть замеченным, не стараясь быть замеченным», – говорил дизайнер Лучано Барбера. Не в силах спорить, редакция GQ отобрала сотню джентльменов России и мира, достойных того, чтобы быть замеченными. В этот раз нарядную вереницу GQ разделил на несколько категорий. Разве можно сравнивать классические бабочки Ивана Урганта и яркие куртки Дмитрия Медведева?

А это оттепель

В моду возвращаются отложные воротники, клетка и полоска, а основным материалом становится шелк.

Фото: Scott Garrison

Стиль: Ekaterina Melnikova

Вспомнить все

Ничего лучше программ Леонида Парфенова с нашим ТВ так и не случилось. На НТВ его называли «человек-стендап» – в том смысле, что говорит он как по писаному. Экранный Парфенов почти равен себе настоящему – редкий случай в таком лицемерном деле, как телевидение.

Разобраться в причинах пафреновской независимости GQ попросил журналиста Андрея Лошака.

Восток дело тонкое

«Азербайджанская кухня – это пять первых, три вторых, восемь третьих, вино, водка, коньяк и чай с вареньем».

Не заговаривать с незнакомцами, загадывать желание во дворце Ширваншахов и, отправляясь на обед, всегда брать с собой мезим – GQ узнал Баку изнутри.

Идеальный ужин

Лучший способ приготовить безукоризненную трапезу – представить, что она последняя в жизни. GQ попросил ведущих российских шефов рассказать, что бы они хотели на ужин, если завтракать им уже не придется. Многого мы, оказывается, не знали о тех, кто нас кормит.

Также: Бар Пали: модель, кинозвезда, соотечественница; вести с мировых подиумов; нескучные костюмы для офиса; Юрий Колокольников в новом сезоне «Игры престолов»; уникальные способы справиться с домашним беспорядком.