Сноб., май 2009


03 июня 2009   //   Анонсы глянцевых журналов

Громкое дело

Этих музыкантов нашли через интернет и собрали на три дня ради единственного выступления в Карнеги-холле. Удалось ли YouTube Symphony Orchestra совершить прорыв в музыке, или все, кто прилетел в Нью-Йорк ради этого концерта, бесплатно поучаствовали в дорогостоящей PR-акции?

Во время обеда в пентхаусе гостиницы Le Parker Meridien, рассказывает Эд Сандерс, британский сотрудник YouTube, многие музыканты отходили от столов и молча, поодиночке стояли у окон с тарелками в руках, оцепенело глядя на ночной Манхэттен. Большинство из них только что были дома, в другой жизни, другой ипостаси. Все находящиеся в комнате люди – музыканты, пресса, дирижер – задаются одним и тем же вопросом. Можно ли создать оркестр мирового уровня за три дня? А если можно, то нужно ли?

 

Личное тело каждого

Мы с ним неразлучны всю жизнь и, кажется, должны знать о нем все. Но по большей части это только иллюзия. В наших отношениях с ним больше суеверного страха, чем подлинного знания, больше ханжеской стыдливости, чем любви. Мы не очень умеем им владеть и очень стесняемся о нем говорить. На самом деле наше тело владеет нами и все может рассказать о нас

У меня нет ни ног, ни рук, ни головы, ни шеи, ни груди, ни живота, ни бедер. У других есть, а у меня нет. Мне так больше нравится, я так привыкла: без тела. У многих моих соотечественников тел тоже нет. А вот у большинства моих иностранных знакомых тела, как ни странно, есть. Их с раннего детства приучали к собственному телу.

 

Возвращение Меламида

Их было двое. Они любили повторять: «Мы не два художника, а один». Комар и Меламид были классиками соц-арта до тех пор, пока четыре года назад их союз не распался. На четыре года Александр Меламид исчез из поля зрения публики. А когда вернулся, оказалось, что он больше совсем не классик соц-арта. Произошло то, что вряд ли кто-нибудь мог предположить. Родоначальник соц-арта Меламид начал писать классические портреты

Они казались сиамскими близнецами. Даже усы и бороду они поделили пополам: Меламиду достались усы, Комару – борода. Некоторые подозревали, что у них существует разделение труда, один (Меламид) генерирует идеи, другой (Комар) мастерски воплощает живописные идеи на холсте. Сами художники отказывались обсуждать свои методы работы. «Идеи мы придумываем вместе, – говорили они, – а реализует их тот, у кого в этот момент оказались свободными руки». Внезапно все это кончилось. В 2004 году пришло известие, что художника Комара–Меламида больше нет. Умер. Когда об этом узнал их нью-йоркский галерейщик Рон Фельдман, он обрадовался: мертвый художник стоит намного дороже живого.

 

Необычный вкус

Потерять вкус для повара – все равно что ослепнуть. Ведь невозможно каждый сезон придумывать новое меню для своего ресторана, если не отличаешь кислое от соленого, сладкое от горького. Шеф-повар Грант Экитц не чувствует вкуса своих блюд. Создавать их ему помогают вкусовые воспоминания и несколько помощников, которые пробуют еду вместо него

«На протяжении многих лет я работал совсем по-другому, – признался он. – Помощник приносил мне блюдо, я пробовал и говорил: “так, тут не хватает соли”, и прочее в том же духе. А теперь… Теперь я должен верить им на слово. Сейчас они мне рассказывают, чего в блюде хватает, а чего нет. Они решают, насколько похоже блюдо на то, что я придумал».

 

Иностранная литература

Их творчество – сплав двух культур. Русской, к которой они прикоснулись в детстве, и американской, которую сегодня считают своей. Они описывают состояние тотальной потерянности, как умеют это делать только русские. Они верят в будущее, как умеют только американцы. Их появление стало событием и новым трендом в современной американской литературе. В США все большую популярность получает творчество молодых прозаиков, которых объединяет одна общая черта: их детство прошло в России

Литературный Нью-Йорк – кому гадюшник, а кому дом родной – перетекает от чтения к чтению, от церемонии награждения к церемонии награждения , все свои передвижения, вдохи и выдохи документируя с одержимостью и дотошностью. Десятки пар глаз постоянно наблюдают за тем, кто с кем когда поговорил, пообедал, подписал договор, десятки пар ушей слушают их разговоры, десятки пар рук занесены над клавиатурой, чтобы зафиксировать последние слухи, последние сделки, последние новости: кто откуда уволился, кто кого переманил, кто кого подписал, но главный вопрос каждого литературного дня – кто сейчас в моде? Модно быть «русским», модно писать об этом, модно быть редактором или агентом «русского американского писателя». Точнее, так: американскому писателю сегодня лучше всего быть русским.

 

Эксперимент Лагерфельда

В его жизни было немало рискованных поступков и крутых поворотов, но самый захватывающий эксперимент ему удалось провести с самим собой. Карл Лагерфельд решил оставаться молодым. Он не только окружил непроницаемой тайной свое прошлое, отменил все свои юбилеи и дни рождения, но и радикально изменил собственный облик и стиль жизни. Все это ради того, чтобы не просто выглядеть, но и жить молодо...

С Лагерфельдом можно говорить обо всем. У него на все есть ответ. Мгновенный и неожиданный, как выстрел в упор. Никакого сюсюканья про модные тенденции, про любимых муз, про то, как раньше было хорошо, а теперь плохо. То, что было раньше, ему абсолютно неинтересно. Попробуйте с ним о чем-нибудь повспоминать. Impossible! Он сразу скучнеет, мрачнеет, начинает как-то слишком пристально изучать свои ногти. Поэтому никаких экскурсов в довоенную Германию его детства, никаких променадов по парижским кладбищам, никаких музейных откровений. В этом стремлении все время обгонять время и никогда не заглядывать в прошлое, на мой взгляд, есть что-то вымученное, натужное. Но таковы условия игры, которую Карл Лагерфельд ведет с миром, людьми и самим собой. Forever Young – вот его девиз; Another Spring, Another Love – вот его любимая песня из репертуара незабвенной Марлен Дитрих. Не знаю, умеет ли он петь, но, говорят, он отлично танцует.

 

Источник: www.mediaguide.ru