Elle, сентябрь 2012

В сентябре традиционно журнал ELLE выходит в двух томах: первый посвящен стилю нового сезона, а второй - драматичной женственности. Читайте письма Елены Сотниковой.

Первое впечатление о новом сезоне, как правило, складывается в первый же день еще до самих дефиле — когда достаешь и разбираешь огромный пакет с приглашениями. Цвета, дизайнерские решения, бумага — все посылает первые знаки о том, какими будут новые коллекции.

«Драматично!» — сразу подумала я, извлекая из конверта лиловое бархатное приглашение Gucci, фиолетовую Prada, раскрашенную ретрокартинку с вложенной виниловой пластинкой от Antonio Marras, а также черные, серые, охристые квадратики и прямоугольники, которые, составленные вместе, не оставили сомнений в том, что нежные принцессы в воздушных платьях остались в прошлом сезоне. И их никто не позвал с собой.

Первый же показ Gucci, на котором я оказалась, положил начало сезону «драматичной женственности», как я его для себя определила. Бархатные платья в пол, гладкие темно-зеленые перья, жакеты à la russe с ­меховыми оторочками, торжество изумрудного и бордо в черном зеркальном пространстве — куда драматичней!

Но помимо самих коллекций, на этих показах было много человеческих драм и эмоций — что, скажу честно, в такой концентрации случается на неделях прет-а-порте не так часто.

Слезы и цветы на последнем показе Рафа Симонса для Jil Sander (слухи о его возможном назначении креативным директором Дома Dior пока активно опровергались пресс-службами). Последняя коллекция Стефано Пилати для Yves Saint Laurent. Последняя (и очень красивая, на мой взгляд) коллекция Била Гейтена для Dior. Торт и шампанское на подиуме в честь 10-летия творчества Альбера Эльбаза в Lanvin — и растрогавшая всех до слез песня в исполнении самого дизайнера после шоу. Готическая коллекция Донателлы Версаче, посвященная последней коллекции ее брата Джанни. Сталактитовая пещера Карла Лагерфельда в Grand Palais, где мерзла подмокшая под парижским весенним дождем модная публика (по нашим приметам, в день показа Chanel, как правило, идет дождь). Меня, честно скажу, пробрала до слез коллекция Salvatore Ferragamo, построенная на противопоставлении женственных образов и стиля милитари. Жила-была девушка, носила кружевные и золотые платья, а потом облачилась в шинель и ушла на войну. Было красиво и грустно. Миучча Прада со своей «принцессой из компьютерной игры» — ретрофутуристичный образ, который может быть только у нее. И, конечно, самый настоящий паровоз, который со страшным скрежетом, выпуская клубы пара, беззастенчиво въехал на подиум Louis Vuitton, заставив публику онеметь от восторга и удивления.

Поэтому на Неделе haute couture, главным событием которой была первая коллекция Рафа Симонса для Dior, мало кого удивил невероятный для мира моды факт: поддержать дизайнера пришли многие именитые модельеры. Диана фон Фюрстенберг, Альбер Эльбаз, Оливье Тискенс, Аззедин Алайа, Донателла Версаче, Марк Джейкобс… Драма продолжилась, а все мы стали ее невольными свидетелями и, конечно, участниками — в конце концов, кому, как не нам, все это носить? Я начинаю сезон с темно-синего, зеленого и бордо. И вот парадокс — никакой драмы в этом не вижу.

Одна моя хорошая знакомая, совсем молодая, обладает уникальной способностью с одинаковым энтузиазмом, страстью и ­драматизмом влюбляться в мужчин разных возрастов, социальных статусов, внешних типажей и темпераментов. К довольно юному возрасту у Оли, назовем ее так, набралось больше десятка известных мне историй, все из которых разыгрываются по одному сценарию: Оля горячо любит, потом в силу непреодолимых противоречий неожиданно выставляет кавалера за дверь и вообще из своей жизни, страшно тоскует и рыдает, может в порыве сожаления даже вернуть недоумевающего парня обратно, чтобы через несколько дней снова выставить его за порог с вещами. Вот. Последний раз, когда Оля потихоньку начинала готовиться к истерике по поводу нового К., я напомнила ей о том, что ровно полтора месяца назад она уже рыдала, выставив за дверь нетемпераментного Ф. Некоторое время спустя она перезвонила мне со следующими словами: «Приехала домой, хотела начать плакать из-за К… Но тут вспомнила, что ты говорила мне про Ф… И решила не плакать».

В этих последних словах заключается вся истинная суть драматических ситуаций, которые составляют счастливую основу Олиной жизни. Драма ведь неспроста относится к театральным понятиям — соответственно, это своего рода пьеса, спектакль, сценарий которого написан либо вами, либо кем-то еще. В случае с Олей сценарий, безусловно, пишет она сама — и тот факт, что она «решила не плакать», я надеюсь, является хорошим знаком. Скорее всего, Оля взрослеет и ей надоела ее заезженная пьеса. Не знаю.

В любом случае люди, драматизирующие события либо обладающие способностью облекать окружающую действительность в нужные им формы, часто бывают по-своему счастливы. ­Можно жить в тесной квартирке на площади Ленина в провинциальном городе, говорить дома по-французски, носить чалму, пить чай из трофейного сервиза, выдавать искусственный жемчуг за натуральный, петь романсы, неловко аккомпанируя себе на старом расстроенном пианино, и воспринимать окружающую действительность исключительно как фон к своей «аристократичной» жизни. Бегство от реальности? Пожалуй. Способов убегать от нее миллионы, но этот — один из самых безобидных.

Я пишу это письмо, а в редакции разыгрывается драма под названием «сдача сентября». Все прекрасно знают, что номер будет сдан и что он даже выйдет, однако это не мешает каждому участнику процесса периодически выступать на авансцену с обличительным или жалостливым монологом. Сезон драматичной женственности нам в этом только помогает.

Сайт журнала: www.elle.ru