Сергей Снежкин: «Каждая картина – испытание себя»

18 февраля 2016 года в российский прокат выходит новый фильм киностудии «Ленфильм» «Контрибуция». Режиссер ленты Сергей Снежкин рассказал о кропотливом процессе создания исторического детектива, нюансах своего метода работы с актерами и творческих задачах, поставленных перед всей съемочной группой «Контрибуции».

Как началась ваша работа над фильмом «Контрибуция»?

Одной из первых задач нового руководства киностудии «Ленфильм» стало создание достойного сценарного пакета, при этом особое внимание уделялось историческим проектам. Я порекомендовал Леонида Юзефовича, с которым имел дело несколько лет назад, как автора, способного написать исторический сценарий. На мой взгляд, это человек с богатой традицией, способный создавать литературные произведения, что сейчас – удивительная редкость. Леонид Юзефович показал свою раннюю повесть «Контрибуция», продюсерам она понравилась, и мне предложили на основе этой повести написать сценарий.

Вы только посоветовали Юзефовича, но не предложили материал для своего нового фильма?

Нет, знаете, моя кинематографическая карьера, на самом деле, чудесная. Я никогда ничего не предлагал: предлагали мне. В данном случае, так и произошло. То, что после «Белой гвардии» я вернулся к периоду гражданской войны, – абсолютная случайность.

В каком случае вы принимаете предложения?

Если мне интересно то, что предлагают, я с большим удовольствием начинаю работать. А мне все интересно. Сейчас предложили экранизацию «Подростка» Ф.М. Достоевского. Да это же дар Божий! Это вызов: надо сесть и думать, как это сделать.

Каждая картина – испытание себя?

А как иначе? Конечно, без всякого кокетства. Это значит, надо пересматривать инструментарий. Каждый режиссер с опытом приобретает целый набор инструментов. Поверьте мне, это не универсальный набор.

Как вы работали над сценарием? Насколько сильно изменили повесть?

Писал сценарий в одиночестве и изменил повесть кардинально. Я всегда переписываю все на свой лад. Меня укоряли за то, что я дописал «Белую гвардию» и стилизовал «под Булгакова». Но, простите, во всем огромном романе Булгакова про одного персонажа есть единственная фраза: «маленький, укладистый Карась». В этом и есть кинематографический и сценарный промысел: раскрывать то, что заложено в литературе. Написание сценария по литературному произведению похоже на перевод стихов: это не пересказ подстрочника, а авторская трактовка.

Получается, вы интерпретировали повесть Юзефовича?

Действительно, интерпретировал – это емкое, точное слово. Фильм, как и сценарий, не имеет почти никакого отношения к творчеству этого благородного человека. Получилось новое произведение.

Насколько сильно вы придерживались исторического материала, изучали ли биографию своих героев, например – Пепеляева?

Факты о жизни Пепеляева весьма скупы: даты жизни на могиле, информация о победах и поражениях. Про личность и характер Пепеляева не известно абсолютно ничего. Есть только протоколы допросов, а там, поверьте, личность если и проявляется, то совсем не красиво и не кинематографично.

Какой инструментарий понадобился при создании «Контрибуции», исторического детектива?

Я не специалист по жанровому кино. Кажется, никогда не снимал детективы, и не писал их. Я даже не читаю детективы: мне не интересно. Здесь я вступил в совершенно не известное для меня поле и, на самом деле, попытался соединить разные жанры. «Контрибуция» - это не детектив в чистом виде. Детективная составляющая - это такое украшательство, помогающее спрессовать сюжет.

Главное – противостояние характеров, это психологическая драма?

Вот это замечательное словосочетание: психологическая драма. А что такое противостояние характеров? Это и есть гражданская война. В 1990-е годы мы пережили нечто подобное: это была не кровавая война, но она шла внутри. Последствия мы ощущаем до сих пор. Целое поколение не пережило слома эпох. Поэтому для меня крайне интересно было посмотреть, как в этих обстоятельствах меняются люди. Для этого я ввел в сценарий двух офицеров, один из которых цепляется за принципы и основы, остается верен выбранному пути, а второй сознательно, со звериным удовольствием разрушает все, в первую очередь – в себе самом, внутри. И для усиления этого мотива привнес любовную связь, когда герой отнимает возлюбленную у своего товарища. Вот другой аспект гражданской войны: внутренняя борьба. Потом, в те времена только начала формироваться так называемая интеллигенция. Мне был и этот аспект интересен.

Герои фильма – представители разных социальных слоев…

Они представляют разные социумы, разные судьбы… Это кипящий котел, на поверхность которого всплывают какие-то обрывки судеб и сразу исчезают в этом вареве. Несколько часов из жизни героев, переданные в фильме «Контрибуция» – это мгновения судеб. Например, героиня удивительной актрисы Надежды Толубеевой – Верочка – воплотила слом и истерию, в состоянии которой жила вся страна во время гражданской войны. Ломаются судьбы людей, целых семейств – это физиологически невыносимо. Это патология судьбы. Я пытался ощущение катастрофы протянуть через всю картину.

Каким образом вы создавали это ощущение?

Мне хотелось сделать стилизацию. Декорации фильма выполнены в стиле либерти – одном из направлений стиля модерн. Это стиль излома, увядания. Тот редкий случай, когда в декоративном искусстве, в архитектуре были предугаданы те страшные события, которые последовали. В стиле либерти отстроен центр Вены, и в Питере есть много домов в этом стиле. Великие художники предчувствовали грядущую катастрофу, но не могли это выразить вербально. Поэтому мне хотелось передать это ощущение через стилизацию. Наш замечательный художник Владимир Южаков это абсолютно точно воспринял, Инесса Снежкина создала соответствующие костюмы. Для меня вдова Чагина и Верочка – элементы этого декоративного, страшного человеческого узора. Такая получилась салонная драма.

Костюмам пришлось уделить особое внимание?

Это крайне редкий случай в кино, когда были пошиты все костюмы, на всех исполнителей, включая актеров эпизодов. Мы ничего не взяли из костюмерных: все специально сшито, включая обувь.

Зачем вам это было нужно?

Действие фильма процентов на девяносто происходит в комнате, в замкнутом пространстве. С ограниченным количеством персонажей. Поэтому каждая деталь значима. С трудом удалось достать реквизит, искали на блошиных рынках. Этим занимались студенты моей режиссерской мастерской в полном составе: все 13 человек работали ассистентами по актерам, по реквизиту, на площадке, с массовкой.

Непростая задача, получается, встала и перед оператором-постановщиком?

Верно: оператор Сергей Мачильский прочел сценарий и, как соавтор, создал свою эстетическую систему. Каждый съемочный день я на мониторе наблюдал за его филигранной работой. Оператор – это соавтор. Мачильский – художник, поэтому за ним режиссеры и продюсеры в очередь стоят, и его график расписан на три года вперед. Каждый раз я его открываю заново, хотя мы много лет с ним вместе работаем. Сергей Мачильский – абсолютно разный, он не снимает при помощи одного и того же инструментария, мизансценирования, цветового и композиционного решения все картины. В «Белой гвардии» изображение не имеет никого отношения к изображению в «Контрибуции». Каждый раз он находит новое решение, адекватное содержанию. И он удивительный стилизатор, чувствует время, эпоху, чувствует драму.

Как актеры включались в эту стилизацию?

Они приезжали на многочисленные примерки, просто замучились, наверное, но это было важно. Благодаря костюму появляется другая стать, другая спина, иное поведение. В фильме есть персонаж, которого играет Андрей Полищук, штабс-ротмистр. Посмотрите, как он ходит. В жизни Андрей – спортивный, легкий и гибкий, а как тут срабатывает костюм: пластика актера совершенно меняется, он стал подтянутым, жестким.

Вы очень долго подбирали актеров, рассматривали разные кандидатуры...

Я всегда так работаю, провожу расширенные актерские пробы, которые занимают очень много времени. С Максимом Матвеевым я раньше работал, правда, недолго (он играл в эпизоде), но я его запомнил, и хотел более обширного знакомства. С Елизаветой Боярской я не работал, хотя слежу за ее актерской карьерой. Но даже те актеры, которых я давно знаю, люблю и много раз снимал – замечательные Юрий Ицков, Артур Ваха, Евгений Дятлов – все равно проходят пробы.

Когда вы понимаете, что именно этот актер подходит для роли?

Только в сравнении. Когда на каждую роль минимум пять кандидатов, тогда выбираешь того, кто кажется абсолютно точным, соответствующим. Потом, я никогда не «впихиваю» актера в написанный персонаж. Всегда трансформирую. Поэтому во всех своих работах я сам выступаю автором сценария. Тогда мне легче мгновенно что-то переписать, дополнить или наоборот отрезать. Я стараюсь соединить придуманный мной образ и реального актера. Как правило – получается.

Актер предлагает свое решение образа?

Актер всегда предлагает свое решение. Тогда он настоящий соавтор, а не тупой исполнитель – это, наверное, тоже ценное качество, но не для меня. Я по-другому работаю. Я стараюсь собирать вокруг себя соавторов. И ничего не предлагаю актерам: на то они и выдающиеся артисты, чтобы прочесть сценарий, придумать себе образ, и уже на площадке мы совместно шлифуем или отсекаем, прибавляем или оставляем придуманное ими и нужное мне для картины.

Когда вы пишете сценарий, вы никогда не представляете в роли персонажа того или иного актера?

Знаете, нет, хотя были попытки, но это слишком живая ткань: и актеры меняются, растут, стареют, развиваются… Важно возбудить в актере художника.

Актеров своих я очень сильно люблю и уважаю. И считаю, что у нас в кинематографе большие проблемы со сценаристами, с режиссурой, плохо с образованием, и только актеры способны к самовоспроизводству. Каждый раз, когда я начинаю следующую картину, и ассистенты представляют новых исполнителей, я понимаю, что с актерами у нас полный порядок.

Был ли у вас длительный подготовительный период, репетировали ли вы с актерами?

У нас в кинематографе репетиций нет, к сожалению. Весь репетиционный процесс у нас – на площадке. Вижу, как они входят в фильм, как им тяжело выйти оттуда. Знаете, великий Роберт де Ниро, когда снимался у Мартина Скорсезе в фильме «Бешеный бык», для того, чтобы сыграть героя в старости, потолстел на 30 кг., потом долго не мог похудеть. Представляете, какой подвиг, какое насилие над организмом? Это самый яркий пример входа в роль и выхода из нее.

Актеры, действительно, зачастую самоотверженно входят в роль, а в чем, по Вашему мнению, заключает секрет успеха кинорежиссера?

У меня есть одно всенепременное правило: если ты окружаешь себя выдающими соавторами, такими как оператор Сергей Мачильский, художник Владимир Южаков, художник по костюмам Инесса Снежкина и такого уровня актерами, стыдно что-то некрасивое сделать.

Создание фильма – это напряжение и мобилизация, это война. Только идет она не пять лет, а два месяца. Человек уходит из семьи, взяв с собой трехдневный запас продуктов и компас, чтобы не заблудиться: это и есть поход в кинематограф. Потом мы возвращаемся, нам нужно время для восстановления. Это незаметно стороннему глазу, но я давно в кинематографе, и это чувствую. Съемки фильма – это война с собой, с обстоятельствами; не на жизнь, а на смерть. И на этой войне вполне можешь скончаться: снимешь такое кино, что больше тебя никто не будет приглашать.

Всей командой идете в бой, и ваша задача выжить?

Во-первых – выжить, а во-вторых – победить. Мы должны победить. Победа – это зрительский интерес. Это определяет качество картины. Других признаков победы нет. Никакие железяки и стекляшки на фестивалях его не заменят. Мы работаем для зрителя, какой бы он ни был.

Какой он – ваш зритель?

Мы все зрители: как ни крути, чего бы мы из себя не изображали. Зритель должен получать эмоцию, ассоциировать себя с героями, завидовать красоте женщин, наслаждаться мужеством и ужасаться подлости героев… Я старался создать такой фильм – вызывающий эмоции.