Специальный проект «Сноба»: Россия до тридцати. Александр Овечкин

Александр Овечкин,
хоккеист

Человек и ледокол

текст Николай Усков, Евгений Зуенко (Pro Sport)
фотография Stephen Voss / Redux / EastNews

Николай Усков:
В журналистике, точнее, в ее глянцевом подотделе, есть одна ненавистная тема – большой спорт. Звезды спорта немногословны, банальны, часто глупы и почти всегда дурно образованны. Это думаем мы, сидя с диктофоном напротив и стараясь выдавить из них хоть что-то, соответствующее стандарту психологического портрета на девять тысяч знаков с пробелами. К сожалению, журналистов, идущих на встречи со спортсменами, не снабжают электрошоком или каким-нибудь другим приспособлением, которое позволило бы собрать побольше живых и ярких подробностей к тому самому психологическому портрету на девять тысяч знаков с пробелами. Впрочем, будь у меня электрошок, я бы заодно выяснил, а что они думают в это время про меня. Наверное, тоже ничего хорошего. «Отстань от меня, моль» – это будет, вероятно, самым вежливым переводом тех смутных смыслообразов, которые проносятся под их каменными лбами в ту минуту, когда я хочу выудить из них какое-то метафизическое объяснение их вполне физическому существованию. Надо быть Карлом Лагерфельдом, чтобы сказать: я не интеллектуал, я просто делаю красивые платья. Но спортсмен так не может, он всегда хочет казаться выше, больше и значительнее, не понимая одного: у него в жизни просто не было времени, чтобы научиться ловко жонглировать словами. Пока ты с восьми лет гробился на стадионах, я валялся на диване с книжками. Ты бы, наверное, ощутил ту же бездну самодовольного снобизма, если бы меня выпустили сейчас на лед с клюшкой. У каждого свой путь. И твой путь, вероятно, даже симпатичнее. Ты не знаешь ни рефлексий, ни сомнений, ты прост как пятак. Поверь, нет такого сложного человека, который не хотел бы иногда побыть пятаком.

Пятак в лет девятнадцать-двадцать становится мультимиллионером, расслабляется, звездит и, как правило, про­иг­ры­ва­ет. Затем он куксится, замыкается и либо добивается победы снова, либо уходит в забвение, появляясь то и дело в рекламе трусов, спортинвентаря или на страницах Sunday Times в объятиях какой-нибудь известной блондинки. Хорошая новость – любой согласился бы уйти в забвение с десятком миллионов долларов на счету. К тому же с бонусом в виде блондинки из Sunday Times.

В детстве героя нашей обложки звали «жабой», сейчас сильные эмоции у него вызывает только игра, почти любая телочка, цокающая по улице, и спортивные журналисты, которые сначала любили его взасос, потом стебали взахлеб, а теперь морщатся и выказывают осторожный оптимизм. И ты, парень, прав по всем пунктам. Тут нечего стесняться.

Спортивные журналисты – это вообще особая категория людей, которым я очень сочувствую. В переводе с редакторского это означает, что я их, разумеется, не люблю и даже презираю. Как вы ухитряетесь писать о том, о чем писать совершенно невозможно? Спорт – это азарт, эмоции, это нутряной зверь, сидящий в мужчинах и даже в некоторых женщинах эпохи постфеминизма. Словами он не разговаривает. Он рычит, брызжет слюной, фыркает, ломает конечности и рвет связки. Однажды я сидел со своим другом, солидным бизнесменом, на историческом матче «Челси» – «Манчестер Юнайтед» в «Лужниках» (мы оба болельщики «Челси»). Вы, наверное, помните, счет был один-один, назначили серию послематчевых пенальти. Пять-пять. И Терри поскользнулся. За секунду до этого мой приятель спрятался у меня за спиной, шепнув: «Я не могу смотреть, скажи, что там?» – «Это п…ц», – только и смог выдавить я, выпускник истфака МГУ, свободно читающий по-латыни и слушающий в авто «Страсти по Матфею» Баха, «Тангейзера» Вагнера, а в минуты легкомыслия – кончерти гросси Георга Филиппа Телемана. Словом, спортивные журналисты должны, по справедливости, умереть на улице с голоду. Судите сами.

Евгений Зуенко, главный редактор журнала Pro Sport:

Семь лет назад я впервые увидел Овечкина на льду – в его последний российский сезон, за полгода до переезда в Вашингтон. «Динамо» играло с каким-то из уральских клубов, в сыром воздухе лужниковского дворца перемешивались бодрый фанатский мат и бормотание судьи, а любой из сидящих на трибуне знал, что Овечкин скоро уедет.

В тот год матчи «Динамо» часто рекламировали именно так: последняя возможность посмотреть на игру Овечкина вживую.
У спортивных журналистов есть стандартный рассказ о том, как автору довелось увидеть будущую звезду на каком-то из ранних этапов ее карьеры. Обычно описывается нескладная фигура недавнего подростка, который смело пытается противостоять здоровенным взрослым мужикам и демонстрирует проблески гениальности.

Так вот, ничего подобного в тот вечер на льду ледового дворца на окраине «Лужников» не наблюдалось. Девятнадцатилетний Александр Овечкин не выделялся ни хрупкостью, ни техникой – он вообще не особо выделялся. Что на самом деле стоит признать большим достоинством: в виде спорта, построенном на использовании физической мощи, у тинейджеров, даже самых талантливых, нет никаких шансов – как минимум пока они не заматереют и не обзаведутся еще несколькими килограммами мускулов. Овечкин в девятнадцать лет тинейджером не выглядел. Он выглядел готовым взрослым хоккеистом, равным среди равных. В «Динамо» в 2005-м в составе играли Дацюк, Афиногенов и Андрей Марков, приехавшие из НХЛ, – в их собственной лиге случился локаут, и парни решили провести потерянный год в российской суперлиге. Как раз с ними Овечкина и хотелось сравнивать – и по всему выходило, что парень к переходу в другую лигу физически готов.

Нулевые были как раз в самом соку, стабильность укреплялась ежедневно, наливаясь нефтемиллиардами. У хоккея в России начались тучные годы: в том же 2005-м звездами из-за океана хвалилось не только «Динамо» – в Казани, Омске, Уфе и Петербурге высаживались десанты из игроков, готовых заработать миллион-другой, пока не закончится локаут. Летом все они вернулись в Северную Америку, но миллионные бюджеты у российских клубов остались. Первым сориентировался Омск, предложивший Овечкину 1,8 миллиона долларов в год – вдвое больше, чем по действующим законам имеет право получать в свой первый сезон новичок НХЛ. «Динамо» повторило это предложение, добавив еще квартиру в Москве в виде бонуса.

Останься Овечкин в России, он в первый же сезон получал бы почти два миллиона, через год выбил бы повышение контракта процентов на двадцать-тридцать, еще через пару лет – удвоил бы его. По соотношению «затраченные усилия / заработанные деньги» это было предложение, от которого нельзя отказываться. Если, конечно, все дело в деньгах.

Если считать профессиональный спорт шоу-бизом, то это шоу-биз с самой жесткой и понятной иерархией из всех возможных. В спорте всегда есть четкая граница между победителями и проигравшими, всегда есть установленные правила игры. А в хоккее еще добавляется разделение НХЛ / «остальной мир». Национальная хоккейная лига – это центр хоккейной вселенной, это место, где лучшие на планете игроки показывают лучшую в мире игру. Все остальные турниры могут придумывать себе любые названия, но их ценность относительна: лучшие из лучших приедут туда только в том случае, если их отпустят клубы НХЛ. Чемпионатов мира и Олимпиад это тоже касается.

В мире есть около миллиона людей, играющих в хоккей, примерно семьдесят тысяч из них сделали это своей профессией. И только девятьсот человек сумели пробиться в НХЛ. Ежегодно составляется список из примерно трех сотен фамилий потенциальных новичков (из которых реально заиграют от силы несколько десятков), и представители команд, играющих в НХЛ, проводят процедуру драфта – распределяют, кому какой новобранец достанется. Чем выше номер, под которым игрока выбрали на драфте, тем больше от него ожидают. Овечкин был выбран на драфте-2004 под первым номером, годом позже – едва закончился локаут – он подписал контракт с Washington Capitals. «Вашингтон» поднатужился и с помощью сложной системы бонусов смог предложить Александру примерно столько же, сколько Омск с «Динамо». Этого хватило, чтобы Овечкин больше не раздумывал, сел в самолет и отправился в новую жизнь. «Мне нравится там, где лучше для меня», – прокомментировал он свой выбор, разумеется, уточнив, что имеет в виду хоккей, а не презренный металл.

Человек, приехавший в Штаты на учебу, открывающий там свое дело или получивший приглашение на работу, осознанно готовился к этому шагу. Совсем иное дело – хоккеист, который с восьми лет почти все свое время проводил на катке. У него не было времени на полноценную учебу – вместо нее были тренировки: каждый день, сначала по два-три, потом по четыре, потом по шесть часов. Год за годом он набирал в росте и весе, обрастал мускулами, отрабатывал технику – и больше почти ничему не учился. Просто потому, что у него больше ни на что не было ни времени, ни сил. Он и английский-то начал толком учить лишь за полгода до переезда.

В «Анне Карениной» Толстой нашел место для пространного рассуждения о том, что русского мужика бесполезно мотивировать деньгами или угрозами – если ему не нравится его работа, он найдет способ уклониться. Зато работу по душе этот самый мужик исполнит так, что всем прочим персонажам романа останется только любоваться. В НХЛ Александр Овечкин нашел себе работу по душе. Точнее, не работу. «Это хобби», – заявил однажды Ови. О’кей, «хобби»! Тем не менее клуб, в который он пришел, с ходу объявил его своей главной ценностью. Там он нашел полные трибуны, приветствующие его. Нашел свою манеру игры – в России его постоянно ругали за любовь к силовым приемам, а здесь это только приветствовалось. Здесь даже площадки ему подходят по размерам – они меньше европейских, и его привычка из любой позиции бросать по воротам в новых условиях оказалась крайне уместной.

Здесь его таланты оценили и деньгами (он стал первым в истории хоккеистом, подписавшим с клубом контракт более чем на сто миллионов долларов), и славой (Лига вручила ему все самые почетные индивидуальные призы, и даже мэр Вашингтона Эдриан Фенти дал символический ключ от города). Ошалевший от свалившихся на него почестей Ови заявил в ответной речи: «Сегодня я в городе президент, поэтому веселитесь, и никаких ограничений скорости».

Этот стокилограммовый атлет с выбитыми передними зубами оказался существом с тонкой душевной организацией – в атмосфере всеобщей любви и обожания он расцвел и стал общепризнанным лучшим хоккеистом мира, миллионером, звездой и лицом рекламных кампаний. Хоккейный толстовский мужик.

Где тонко – там и рвется. первый настоящий кризис в карьере Александра Овечкина случился именно после того, как он столкнулся с обструкцией. Зимнюю Олимпиаду в канадском Ванкувере в 2010 году Овечкин провалил, сборная России заняла бессмысленное шестое место. Он тогда произнес фразу, напоминающую путинскую «Она утонула». «Просто проиграли игру, вот и все».

«Я держал камеру в правой руке, когда подошел Овечкин, – рассказывал корреспондент РИА “Новости”, встретивший Ови в баре сразу после провального матча. Овечкин был, конечно, не в лучшей форме. – Я ее (камеру) опустил, и он своей правой рукой выломал ЖК-дисплей. Из рук не выхватывал, все произошло за секунды. После этого он (Овечкин), улыбнувшись, молча вышел на улицу и уехал».

Тогда же главной хоккейной звездой стал Cидни Кросби – канадец, который был первым номером на драфте через год после Александра. В России Овечкина и его коллег не ругал только ленивый, в Северной Америке его просто перестали замечать – для местных жителей теперь существовал только Кросби.

У Овечкина вдруг перестало получаться. Он, как и прежде, бросал по воротам из любой точки, но только теперь шайбы стали залетать в сетку гораздо реже. Защитники стали тверже, вратари – внимательнее, а критики – злее. В Питтсбурге его встретил плакат «Раньше ты был лучшим хоккеистом мира, а теперь ты не лучший даже в России!». Местные болельщики сочли лучшим игроком Кросби, а лучшим из русских – Евгения Малкина. И даже в «Вашингтоне» начали ворчать: неделю все цитировали заявление одного из тренеров Олафа Колцига, что «Ови пора перестать ощущать себя рок-звездой и сосредоточиться на игре».

Конечно, это несусветная глупость. Два года назад мы снимали Овечкина для обложки спортивного журнала. Тогда продюсеры подобрали ему одежду и стиль классического рокера. Александр был счастлив, схватил электрогитару и принялся терзать ее струны так, словно был способен без каких-либо усилителей извлекать из нее риффы не хуже Кейта Ричардса. Он выглядел как рок-звезда, он ощущал себя рок-звездой, по сути, он и был рок-звездой.

Он ощущал себя звездой, когда приходил в Кремль на встречу с Медведевым в шлепанцах на босу ногу. Он еще говорил тогда, скалясь ртом с обломанными зубами: «Ну а что они в Кремле могли на это сказать? Мы же только что чемпионат мира выиграли». Он ощущал себя звездой, когда папарацци заставали его с блондинками и когда хвастал перед журналистами только что купленным особняком. Но чаще всего он ощущал себя настоящей рок-звездой, когда удачным броском или ловким силовым приемом ему удавалось поднять на ноги восемнадцать тысяч фанатов в Verizon Center. А такое происходило почти в каждой игре, сорок раз за сезон, седьмой сезон подряд. Конечно, он рок-звезда, как иначе.
Тренер Олаф Колциг ничего не понимает в психологии. Овечкину как раз нужно снова почувствовать себя насто­ящей рок-звездой, снова поверить в то, что он способен поднимать стадионы, снова ощутить себя самым желанным хоккеистом планеты. И тогда он в самом деле станет таким.

Николай Усков:
И что вы хотите сказать – это и есть психологический портрет Ови? Жизнь спортсмена, если вытянуть из нее все животное, невербализируемое, кажется схемой: успех – миллионы – поражения – попытка доказать, что я прежний, хотя все, в том числе я сам, в это не верят. Евгений Зуенко тоже не вполне верит. Так мне показалось, но поскольку он главный редактор главного спортивного журнала страны, ему нужно сохранять приличные отношения с Овечкиным, а соответственно, нужно в него верить. Но причина этой веры необязательно так корыстна. Она ведь тоже отчасти животного происхождения. Мы все равно будем следить за Овечкиным, потому что на сегодняшний день он – едва ли не самый известный русский парень в мире. Некоторые и падать умеют интересно. А уж если опять взлетят?! Впрочем, мы знаем, что надо кричать ему и в том и в другом случае.

Опубликовано: www.snob.ru