Александр Маленков: «Я не разминулся со своей детской мечтой»

- Александр, кто ваши родители по профессии?

- Моя мама – участковый врач, папа был газетным фотографом.

- Кем вы мечтали быть в детстве?

- В детстве, как ни странно, я мечтал быть писателем, и может быть даже журналистом. Мне в каком-то фильме очень понравился журналист, который расследует преступление. У меня была четкая картинка: он в полосатой рубашке с засученными рукавами, что-то стучит на печатной машинке. Он всем нужен, куда-то бежит, и от него многое зависит. Так что не сказать, что я сильно разминулся со своей детской мечтой.

- А в детстве вы что-нибудь писали?

- Да, я всё время писал. Опять же, меня вдохновила печатная машинка. Мы жили на даче у друзей в Переделкино. Муж маминой подруги был писателем, у него был кабинет с печатной машинкой. Мне очень нравилось на ней стучать, и чтобы стучать не просто так, я начал что-то сочинять. Меня увлек этот процесс, мне хорошо давались сочинения в школе. И я то дневники вел, то пытался сочинять какие-то романы, но по-детски. Есть дети, которые начинают стихи писать с пяти лет. Я никогда стихов не писал, но в прозу меня всегда тянуло.

- А почему же вы тогда не пошли учиться на писателя, на журналиста?

- В 9 классе я даже ходил в Школу юного журналиста при журфаке МГУ, но потом, когда наступил 10 класс, а это был 1988 год, в стране уже какой-то бардак был. А я увлекся еще и компьютерами очень сильно в 9 классе. Прямо дилемма была. Мама рассудила, что журналистика – это не профессия, а если я пойду компьютеры изучать, то это всегда будет кусок хлеба, даже за границей. Ситуация в 88 году, по ощущениям, была предреволюционная.

Я сделал резкий вираж и стал готовиться к физике и математике. Поступил в Институт приборостроения на специальность «прикладная математика» и стал учиться на программиста, при этом продолжая испытывать симпатию к писательскому труду. Курса через 2-3 я понял, что сделал ошибку, что мне это не интересно, но зато в армию можно было не попасть. В общем, я доучился, стал программистом, и еще после этого 5 лет им работал, всё это время мечтая о писательской деятельности.

Я писал какие-то рассказы, прозу, – для себя. А потом я дал почитать свой рассказ Мише Ермолаеву, а он тоже писатель, журналист, филолог, сейчас главный редактор РБК-ТВ. Он запустил самодельный журнал «Дарин Exclusive», для которого я написал какие-то музыкальные рецензии. Это был 97 год, мне было 25 лет, и я первый раз написал что-то на заказ для журнала. Они напечатали. Потом я написал статью, а журнал закрылся, и я с ней завис.

Статья называлась «Как правильно ненавидеть свою работу». В это время был запущен Men’s Health, там работала другая моя знакомая, медик с гуманитарными наклонностями. Я показал ей статью, и она как-то очень удачно подошла в Men’s Health. Статью напечатали, я пришел в редакцию, познакомился со всеми, мне стали заказывать статьи, и с 1998 года я стал постоянным автором Men’s Health. В 2000 году я наконец-то бросил программирование и пошел работать редактором на портал Independent Media, где лежали все журналы. Потом я работал редактором Men’s Health, потом заместителем главного редактора Men’s Health, и в конце 2001 года меня позвали на должность главного редактора журнала Maxim.

- Почему Вы так долго не бросали программирование?

- Оно кормило меня. На одни статьи шибко не проживешь, особенно когда есть семья. Ну напечатали у тебя 2 статьи в месяц, ну получил ты свои 300 долларов, и что дальше? Когда я получил штатную работу, тогда уже торжественно распрощался со старой специальностью.

- Когда вы стали главным редактором журнала Maxim, по какому принципу набирали команду? Как искали авторов, редакторов, фотографов?

- Основа команды – это редакторы. Они задают стиль, интонацию журнала. Идеальный редактор должен уметь хорошо писать на заданную тему. Полным-полно людей, которые пишут хорошо только то, что им самим интересно. Редактор должен одинаково хорошо владеть своим инструментом – русским языком – в любой ситуации.

Когда я искал людей, кого-то я уже знал лично, а кто-то мне просто нравился как автор. Основа команды – Илья Безуглый, Тата Олейник – перешли вместе со мной из Men’s Health. Хорошие фотографы все известны на рынке, с дизайнерами тоже никаких проблем не было. Хотя не скажу, что сразу сложилась идеальная команда.

Это было суетливое время. Я толком не понимал, как делается журнал. До этого я был заместителем главного редактора, но это не совсем то же самое. Пришлось многому учиться. Я тогда очень жадно впитывал знания, а поскольку техническое образование дало мне системное мышление, я мог анализировать, систематизировать, выстраивать алгоритмы. Есть задача, и есть алгоритм ее решения. Но, конечно, сейчас смешно смотреть на первые номера.

- Вы их просматриваете?

- Да, иногда по делу бывает нужно посмотреть, что и когда мы писали. Я не стыжусь никаких своих номеров. По текстам – никогда, а по верстке, по оформлению, по фотографиям – есть, конечно, смешные вещи. Я тогда не понимал, кого надо фотографировать, как надо фотографировать. Этому меня никто не учил, я учился на ходу.

- Какое самое удивительное открытие было при запуске журнала?

- Всё было одним сплошным открытием. Самый большой был шок, когда вышел первый номер. Логотип нам сделал английский арт-директор, которого прислали на первые номера. В то время была странная мода – делали оранжевое на белом. По-моему, это дикое сочетание, но тогда я ему верил. Была идея в два прохода напечатать оранжевый логотип Maxim флуоресцентной краской, чтобы его было видно издалека. Но произошел какой-то сбой, и его напечатали в один проход. Он выглядел дико бледно, и если отойти на 5 шагов, его было почти невозможно различить. Это был мой первый номер, и я был, конечно, в ужасе. Такое потрясение! Мне казалось, что все усилия зря, ничего не вышло, работали впустую, журнал загублен.

На первых порах меня удивляло, что ты делаешь, делаешь журнал, потом он выходит – и ничего не происходит. В отличие от моей работы на сайте, когда сразу видна статистика. А тут ты делаешь номер, стараешься, стараешься, выбрасываешь его на рынок – и ничего, делаешь дальше следующий. Ну, узнаешь какие-то результаты продаж, которые могут зависеть от массы других вещей, кроме тебя, кроме, собственно, самого журнала: как распространение потрудилось, был ли пиар, угадали с обложкой или нет. А содержимое самого журнала, в которое ты вкладываешь столько сил, остается без оценки, и это огромный стресс. Беда творческих людей в том, что нет четких оценок, нет четких критериев удачи или неудачи. Только через годы можно поставить эту оценку.

Я помню, в один из первых номеров я брал интервью у Андрея Кнышева. Он юморист, гениальный человек. Он сказал: «Телевидение – это как газета. Ты ее поджигаешь, она моментально дает огромное пламя, и тут же затухает. А книги – это как дрова: они долго-долго разгораются, но потом еще очень долго греют». И я тогда сравнил для себя журнал с фанерой: горит дольше, чем газета, но быстрее, чем книжка.

- А не возникало ли желание написать книгу, для вечности?

- У меня с детства такое желание возникает. У меня есть графоманский зуд, который должен присутствовать у любого писателя и журналиста: мне просто очень нравится писать, формулировать словами мысли и ощущения. Этот зуд успешно удовлетворялся журналистской работой, и желание написать книгу стало более философским: «Хорошо бы написать книгу». А я считаю, что этого недостаточно: писать нужно только тогда, когда не писать ты не можешь. Поскольку я могу не писать, я не пишу. Если меня лишить журналистской работы, наверно я начну писать книжку, но пока держусь. Вообще это немножко от безделья, когда ты не востребован и хочется сказать что-то миру. А я так занят всё время, что как-то и не до того.

- Редакторская работа – это больше творчество или бизнес?

- Нет, бизнес – это издательская работа. А работа главного редактора – это наполовину творчество, наполовину организационная деятельность.

- Что вы контролируете лично, а что доверяете заместителям?

- Я контролирую все тексты, кроме музыки, игр, книг – их я делегировал заместителю. Фэшн я полностью отдал на откуп фэшн-директору, не вникаю, что там происходит. Все съемки, кроме обложечной, я отдал стилисту. Но те фотографии, которые пойдут в номер, я выбираю, конечно, сам. Если что-то не так с дизайном, я могу предложить сделать по-другому. Но я доверяю арт-директору. Очень редко бывает, что он утвердит что-то, а мне покажется, что надо переделать.

- Как вы проводите свободное время?

- Его почти нет, потому что всё за пределами этой работы кажется пресным. У меня нет и хобби никакого. Я провожу довольно много времени с ребенком. Иногда по выходным, когда наступает энергичная фаза в жизни, я могу по клубам пройтись с девушками, пытаюсь вести личную жизнь. Но такого, что «в свободное время я выпиливаю лобзиком», - такого нет.

- Какие качества вы цените в людях?

- С годами я понял, что очень важное качество – это обязательность. Я очень не люблю людей, которые говорят и не делают. Мне нравится, когда человек отвечает за свои слова. Это и в работе дико важно, и в жизни. Люди очень много времени тратят на разговоры, у многих вообще слова заменили дела. И если разговоры ничем не кончаются, если происходит просто сотрясение воздуха, это очень грустно.

- Кто такой успешный человек?

- Раньше я ответил бы банально: человек, который добился профессионального, финансового успеха. Но вообще это человек, который ежедневно максимально близок по ощущениям к счастью, у которого каждый день хорошее настроение. И не особенно важно, успешный он или нет, потому что в общем зачете жизнь, прожитая с удовольствием, будет, я считаю, куда успешнее, чем у человека, который добился признания, но при этом всю жизнь страдал.

- А себя вы считаете успешным человеком?

- По этому параметру, кстати, нет, потому что мне все время чего-то не хватает. А со стороны, объективно – да, да. Я сам себя удивил. Я всегда думал, что буду над схваткой, в стороне, что бизнес – это вообще не моё. Я думал, что буду самоутверждаться параллельно, а это обычно не сулит каких-то общепризнанных символов успеха.

Мне просто повезло. Мои скромные способности оказались в этот период истории как раз очень востребованными. Карьеру я сделал молниеносно, фактически за несколько лет. На Западе ждут десятилетиями, пока станут главными редакторами. И вдруг оказалось, что мое профессиональное дилетантство (я ни в какой области не считаю себя углубленным специалистом, зато у меня широкий кругозор) оказалось очень востребовано, чтобы делать развлекательный мужской ежемесячный журнал. Но все считают, что я успешный, рано стал им, в 29 лет. Сейчас, правда, и раньше становятся

- А журнал свой открыть не хотите?

- Нет, открывать журнал – это уже бизнес. 90% успеха журнала – это распространение, печать, реклама, привлечение рекламодателей, и к творчеству это никакого отношения не имеет. Сразу хочется расставить точки над i, развеять романтические представления, навеянные историей Хью Хефнера или какими-нибудь книжками и фильмами, что можно открыть свой журнал. Так не бывает. Не бывает так, чтобы человека шибануло идеей какого-то журнала, он его открыл и стал успешным. Журнал – это продукт издательского дома, огромной отлаженной  структуры. Если она хорошо работает, даже фиговый журнал будет иметь успех. А сам по себе ты не сделаешь ни-че-го!

Ко мне регулярно приходят и говорят: у меня есть идея! Обычно это успешные бизнесмены, которые не знают, чем бы еще заняться. Но это всё равно, как если бы к тебе пришел человек и сказал: «Попробуй напиток. Скажи, лучше, чем кока-кола? Давай его запустим?» Какой бы вкусный он ни был, ты не добьешься успеха, потому что ты – не Coca-Cola. У тебя нет этой сети дистрибуции, нет налаженных связей, нет этих бюджетов на рекламу. Напиток – это огромная корпорация, построенная не на одном энтузиазме. На одном энтузиазме можно книжку написать, прийти в издательство и – бабах! – она станет бестселлером. А журнал – это огромный труд всяких смежных структур.

Поэтому, если у меня появится идея журнала, я всё равно пойду к своему начальству, или какому-то издательскому дому предложу. Паблишинг – это бизнес.

- Английский Maxim закрылся. Почему?

- Во-первых, у них давно плохо шли дела. Англия – вообще специфический рынок мужских журналов, там их потеснили так называемые мужские еженедельники. Они переманили огромную часть аудитории. Во-вторых, Англия – одна их самых развитых стран с точки зрения Интернета, а Интернет, естественно, враг печатной продукции. И третье – это, конечно, кризис. Всё вместе привело к тому, что британский Maxim растерял аудиторию.

У них были долгие метания с форматом, они раз пять его меняли, а это смерть. Релонч, перезапуск может быть один раз за всю историю, и после него журнал должен года три бить в одну точку. Был он, например, изысканный и элитарный, но при этом нафиг никому ненужный, а потом редакторы решили, что будут более демократичными и будут пытаться понравиться другой аудитории.

Вообще попытка поменять аудиторию, переместиться в другой сегмент – это всегда очень сложно: ты теряешь старую аудиторию, а приобрести новую очень сложно, потому что у нее уже есть свои любимцы. Российский Marie Claire – единственный на моей памяти успешный релонч. Некоторое время у них был один формат, довольно скучный. Несколько лет назад они взяли другую команду, более энергичную, молодую, ироничную. И только сейчас все начали говорить, что есть некий успех. А английский Maxim менял свой формат раз в полгода, а то и чаще. Это полная потеря лица. Немного жаль, ведь английский Maxim был первым, был прародителем.

Но надо понимать, что времена сейчас для печатной прессы тяжелые, грустные и судьбоносные. Скоро ни в каком привычном виде печатной прессы не будет. Трудно сказать, что останется. Уже сейчас за информацией все ходят в интернет, хотя за аналитику и за развлечения люди еще готовы платить деньги. А за информацию платить деньги не хочет никто. Так что мы еще немножко покувыркаемся, но, конечно, все мысли направлены в интернет.

- У Maxim есть свой портал. Как вы его развиваете?

- Он развивается своим чередом. Мне скучно заниматься интернетом, в свое время я ему отдал довольно много сил и энергии. Еще в 2000 году все говорили, что скоро журнал закроют, потому что все деньги идут в Интернет. Прошло ровно 10 лет, и всё то же самое: интернет скоро всё съест, скоро всё закроется. Я думаю, что еще лет 5-10 это продлится. Надеюсь, что к тому времени я уже не буду от этого зависеть.

- Почему вы не ведете свой блог?

- У меня так мало свободного времени! Я думал об этом, но у меня нет потребности  выворачиваться наизнанку. Мне кажется, что все, кто ведет блоги, пытаются как-то понравиться людям. В принципе, я этим же занимаюсь в журнале, но мне как-то странно заниматься этим бесплатно. Вот мой блог, вот он [показывает на Maxim]. Мне за это платят деньги. Зачем я должен делать что-то такое же за бесплатно? Я и так постоянно сижу за компьютером.

Я вообще стараюсь держаться как-то подальше от виртуального мира. Мне хочется в реальном мире присутствовать. Не то, чтобы я сильно преуспел в своем общении с реальным миром, у меня есть трудности – но это совсем было бы уже признать своё поражение. Это как с книгами. Вокруг уже столько всяких творцов и так мало нормальных профессионалов в скучных областях, что если ты можешь не быть творческим человеком, то лучше им не быть. Если у тебя нет непобедимой потребности играть на скрипке, писать стихи и рисовать картины маслом, то лучше этого не делать. Журнал я не могу не делать.

- Есть ли какой-то вопрос, который вам никогда не задавали на интервью, но на который всегда хотелось ответить?

- Не то чтобы вопрос… Я замечаю, что люди абсолютно превратно представляют себе нашу работу. Она нам нравится не из-за того, что есть доступ к каким-то благам, которые недоступны простым смертным. Поездки, мероприятия – этого всего не так уж много на самом деле. И, в принципе, больших денег тут нет. Эта работа прекрасна тем, что это очень весело. Мы здесь проводим все выходные и никто, я уверен, не просыпается с мыслью: ой, на работу. Все сюда прибегают, и еще не выгонишь. Я смеюсь только здесь, во время рабочего процесса, когда мы что-то сочиняем. Поэтому у всех работников глянцевых журналов на лице какая-то загадка, как будто они что-то знают, имеют к чему-то доступ. Это потому, что все немножко удивляются, что им еще за это платят. Ровно так же я себя ощущал, когда в школе делал стенгазету, фотографировал, что-то подписывал. А сейчас это, оказывается, кому-то еще и нужно. Серьезные люди в галстуках очень волнуются, чтобы у нас всё хорошо получалось.

Интервью провела Ксения Ратушная

Источник: www.toptalent.ru